Диадема

У человека есть судьба?
А у лошади – тоже есть? И что предначертано, уже не изменить?..

Фургон, увозивший Диадему на мясо, наши частники останавливали в полном смысле этого слова грудью. Загораживали дорогу коневозке, долго, с остервенением переругивались с водителем, потом с прибежавшим на подмогу зоотехником. Ругались, проси, обещали… Катавасия эта длилась почти два часа, после чего истощенная донельзя, с распухшей шеей маленькая кобылка была выведена из коневоза и торжественно водворена обратно в денник.

Травма у нее оказалась пустяковая. Точнее, и не травма вовсе. Просто занесли инфекцию во время вакцинации, или аллергия оказалась у лошади на прививку – кто его знает? Но на месте укола возникло вдруг уплотнение, шея налилась горячей опухолью и болью, и лошадь перестала есть и пить. Не потому, что не хотела – не могла нагнуть голову.
Поскольку Диадема числилась в матках и находилась круглосуточно в табуне, беду эту заметили только когда кобыла от истощения начала в полном смысле этого слова валиться с ног. И после короткого совещания решили не лечить, а сдать на мясо – с некрупной, невыдающейся по кровям тракенкой в горячую посево-уборочную пору возиться было некому и незачем.

Вытянули лошадь частники, дневальные сторожа и бригадир конюшни Татьяна. Подносили к самой морде воду, кормили отрубями, сеном и овсом с рук, мазали и растирали отекшую шею.
Когда стало понятно, что лошадь идет на поправку, даже предложили выкупить, но начальство сначала заломило несуразную цену, а потом и вовсе отказалось продавать ставшую вдруг ценной маткой кобылу.

Диадема быстро пошла на поправку и скоро перестала нуждаться в нашем внимании. Но чуть ли не каждый из частников считал своим долгом хотя бы раз в неделю зайти в денник к кобылке, всунуть ей какое-нибудь угощение и ласково потрепать по вороной шее.
У нее была очень мягкая и приятная на ощупь шерсть, маленькая, с широкими ганашами головка и привычка деликатно отступать в сторону от малейшего прикосновения ладони.

Потом, полгода спустя, вновь случилась беда. Желая получить от маленькой кобылки крупного жеребенка, ее покрыли самым огромным из производителей, и тот в полном смысле этого слова порвал все Диадеме внутри.
Ей ввели наркоз, заштопали, но как-то не слишком удачно. И опять все мы по очереди бегали в денник с примочками, антибиотиками, нарезанной кусочками морковкой.

И на этот раз обошлось. Более того, случка прошла успешно, и Диадема стала готовится стать мамой.

Вновь наступило лето. Табун стали с раннего утра и до позднего вечера выгонять в поля. И Диадему я уже несколько месяцев не видела, когда…

… в случном манеже, сидя на телеге и отвернувшись лицом к стене плакала бригадир Татьяна. Опилки у входа были на несколько метров вокруг густо выпачканы чем-то темным, и по тяжелому дурманящему запаху, по кружащим вокруг мухам, я сразу поняла, чем.

-- Таня, кто?
-- Диадема…
-- Как!
-- Никак. На ровном месте. На зерносклад поехали овес получать, трактор рабочую лошадь напугал, и она вместе с телегой понесла. А на встречу табун. Диадемку нашу краем телеги задело. Ни перелома, ничего. Только плечо чуть сбито. Доктор вскрытие сделал – а внутри маленький.
-- Так от чего она умерла?
-- От испуга. Сердце разорвалось. На мясо наши работники разобрали Диадемку…

… У человека есть судьба?
А у лошади – тоже есть? И что предначертано, уже не изменить?..

Год спустя, уже забыв и о Диадеме, и о десятке других прошедших через мои и чужие руки лошадей, я шла мимо выставленных на продажу трехлеток. Просила показать тех, что подешевле.
«А, вот еще есть жеребчик.—сказал зоотехник. – Абсолютно целый, но мелкий. Чистопородный тракен. Последний денник направо».
Я кивнула и пошла в указанном направлении.
Там, в последнем деннике, на меня смотрела … Диадема. Та же аккуратная голова, лучистые, чуть испуганные и недоверчивые глаза, вороная с отливом шерсть, необыкновенно мягкая и приятная на ощупь, та же небольшая звездочка на широком лбу.
«Джихагор» -- было написано на табличке. И внизу: «2003 г.р. Диадема-Хирамас».